Кавказская война официально шла сорок семь лет (неофициально первые столкновения начались уже в XVII веке). Не стоит думать, что Северный Кавказ сам решил просить у России подданство, и без всяких проблем готов был войти в её состав. Совсем наоборот.
Российская империя проводила на Кавказе классическую имперскую политику «разделяй и властвуй» и больше всего боялась объединения горских народов, о чём ещё в 1769 году говорилось: «… остерегаться больше всего объединения горцев и разжигать между ними огонь внутреннего несогласия».
Довольно много исследователей и историков в качестве главной причины начала войны называют колониальную политику Империи. Россия являлась тогда одним из мировых гегемонов, участвовала во многих конфликтах. И ей постоянно нужны были человеческие, природные и другие ресурсы для поддержания статуса великой державы. Если бы все кавказские народы добровольно захотели принять российское подданство, что в принципе невозможно, скорее всего, эта война не произошла бы, либо она не оказалась такой затяжной. Однако далеко не все местные беки стремились принять подданство России, чтобы та по своему разумению защищала их от турецких и персидских войн. Это несогласие привело к сопротивлению целых кавказских областей царским войскам.
Среди любителей истории Кавказская война чаще всего связывается с двумя народностями Кавказа – черкесами и чеченцами. Но, в принципе, на Северном Кавказе нет ни одного народа, который не принял бы, в той или иной степени, участия в той жестокой и кровопролитной войне. Оно и понятно – при неразберихе и сумятице, царивших в умах и сердцах кавказцев в результате действий двух великих держав (Османской и Российской империй), разноголосице мнений и столкновении влияний в таком разноплемённом регионе, иначе быть не могло. Иное дело, что каждый северокавказский народ, в зависимости от различных обстоятельств, своей численности, географического положения и прочего, поступал, в конце концов, по-своему.
Многие современные историки основной предпосылкой начала войны называют желание российского императора Александра I любыми средствами присоединить Кавказ к территории страны. Однако, если смотреть на ситуацию с другой стороны, с позиции интересов Империи, это намерение было вызвано также и опасениями за будущее южных рубежей России.
Кавказская война имела и в русском обществе, и в правительственных кругах особый психологический контекст. Это была война, в ходе которой периоды резкой конфронтации сменялись периодами мирных отношений. Почти бесперебойно шла торговля и обмен. Представители противоборствующих сторон нередко становятся кунаками. На войсковые праздники казаков-черноморцев приглашались «мирные» и «немирные» черкесы. То есть, длительный военный конфликт не породил атмосферы безоглядной ожесточённости и слепой ненависти. Записки современников не таят в себе никаких оскорблений в адрес противника, а, наоборот, несут дань уважения. Несмотря на жестокость, которой нередко сопровождались боевые действия, в России сформировался довольно романтичный образ горца, а солдаты и офицеры Кавказской армии в своём большинстве уважали своего противника за храбрость, с которой тот отстаивал свою Родину. Именно такое отношение к горцам и создало возможность контактов и взаимного культурного воздействия даже в условиях войны. Фёдор Торнау в своих мемуарах «Воспоминания кавказского офицера» сообщал о таких контактах и нарисовал моральную платформу, стоя на которой русские оправдывали своё завоевание Кавказа. Вот отрывок из его книги:
«Алим-Гирей был не трус, но человек добродушный и рассудительный в сравнении с другими горцами, избегавший, сколько можно, раздражать русских против себя и своего народа. При его миролюбивом взгляде, наши военные действия против горцев ему казались непонятными, и он часто со мною говорил об этом. Набеги черкесов на Линию и русских за Кубань он находил в порядке вещей, но никак не хотел признавать нашего права строить укрепления и утверждаться на черкесской земле. Подобно ему рассуждали почти все горцы. Однажды он просил меня, при большом числе абадзехских гостей, объяснить ему, на чём русские основывают право отнимать землю у черкесов, когда она им принадлежит с незапамятных времён, и Бог дал всем людям одинаковое право жить на свете и пользоваться воздухом, водою и землёй. В ответ я рассказал ему сказку про баранов и волков, да спросил, почему они все не только защищают баранов, а даже гоняются за волком в лес, составляющий Богом дарованное ему убежище.
– Потому что от баранов мы имеем прок, а волк только вреден, – закричали все в один голос.
– Вы произнесли ваш приговор, – сказал я тогда. – На Линии и в Грузии наши бараны, вы волки: оставить вас в покое, так вы их всех поедите.
– А! В таком случае мы будем драться!
– Вы совершенно правы: на то у волка зубы, чтоб он оборонялся; человеку же Бог дал рассудок для того, чтоб он не равнялся дикому зверю.
Абадзехи не нашли возражения против моего доказательства».
* * *
Если о Кавказской войне 1817-1864 говорить кратко, то всё началось с восстания в Кахетии в 1812 году, которая на тот момент уже была под властью России. Восстание было подавлено. Горцы отрицательно отреагировали на действия генерала Алексея Ермолова, который в это же время начал возводить русские крепости – главной их задачей был контроль за деятельностью местного населения и для предотвращения вооружённых выступлений. Кавказцы, недовольные этой инициативой, отозвались усиленным протестным движением. В ответ на выступления горцев Петербург принял решение перебросить в регион Черноморский казачий корпус. В результате такое действие только обострило протестные настроения до предела. Дагестанские правители были вынуждены объединиться, чтобы начать открытые военные действия против русских.
Характерно, что именно в Чечне и в Адыгее пламя Русско-Кавказской войны разгорелось с наибольшей силой – там, где широким народным массам было что защищать – свободу и право самим распоряжаться своими землями и самим определять свою судьбу. Иной характер война носила в Кабарде. Находившаяся в самом центре, да ещё и на равнине, она была самым слабым звеном на этом фронте, протянувшемся от моря Каспийского до моря Чёрного. Русскими учитывалось при этом, что Кабарда не составляла единого целого, каждый князь действовал по своему усмотрению; кроме того, часть князей ориентировалась на Россию, часть – на Турцию. Населения в ней имелось также гораздо меньше, чем на флангах, не было в Кабарде и сильной идеологической базы. Получать помощь ей также было неоткуда. Что касается ближайших соседей – ингушей, осетин, карачаевцев и балкарцев – существенной поддержки они оказать не могли, так как ещё не успели оправиться от страшной эпидемии чумы, поразившей в основном горные области. Но самая главная причина слабости Кабарды заключалась, несомненно, в неискоренимой ненависти народа к своим многочисленным властителям-аристократам, да ещё и происходившим из другого, тюркского племени.
Тот, кто стремится подчинить других, должен быть готов подчиниться сам, если найдётся более сильный, при условии сохранения его привилегий. Когда князья и дворяне Кабарды, уже в конце XVIII века, убедились в том, что Россия больше не намерена одаривать их в обмен на необременительные услуги, они и вступили в конфликт с русскими властями, терпя поражения и убегая на крымскую сторону.
Горцы, столкнувшись с огромной мощью и не менее огромными ресурсами европейской армии, применяли, как правило, партизанскую тактику.
Крестьянство Кабарды, как показывают документы, не только не желало поддерживать дворян в военных действиях, но, более того, отказывалось уходить с ними в Закубанье и массами бежало в Моздок, на русскую военную Линию, прекрасно понимая, что ничего не выиграет от войны, если даже она закончилась бы уходом русских с Кавказа. Разумеется, всё это, как и многое другое, было учтено русскими генералами и в полной мере использовалось.
Ситуация осложнилась обстановкой в Абхазии, где выступления повстанцев были жестко подавлены войсками генерала-майора Горчакова. Против восставших районов русские войска совершали глубокие рейды. В частности, под командованием генералов Булгакова, Глазенаппа и Ермолова (особенно опустошительным был поход последнего в 1822 году, и не только в Кабарду, но и в ущелья Балкарии).
Следующий ключевой этап Русско-Кавказской войны – чеченское восстание, когда сторонники Бейбулата Теймазова попытались в 1824 году захватить одну из крепостей, но потерпели поражение. После этого основные действия как повстанцев, так и императорских войск переместились из других областей на территорию Чечни и Дагестана. Начало формироваться определение газавата (религиозно-политического движения), предполагающего священную войну против неверных. Приверженцы нового исламского течения – мюридизма, обязались вести войну до последней крови. Всё это привело к созданию имамата – независимого государства мусульман, первым главой которого стал Гази-Мухамед (более известный как Кази-Мулла). Но он был убит в 1832 году.
Не желая привыкать к новым порядкам, железной рукой насаждавшимся на Кавказе русскими властями, черкесские князья и дворяне уже во время войны стали переселяться в Турцию, часто со своими крепостными. К середине 30-х годов XIX века кабардинцев осталось, по данным Генерального штаба, не более 30 тысяч человек (карачаево-балкарцев – около 20 тысяч). Правда, нельзя забывать и о двух опустошительных эпидемиях чумы, случившихся в начале этого века на Северном Кавказе.
Невозможно не отметить ведущую роль в противостоянии русским войскам имама Шамиля, аварца по национальности, уроженца Западного Дагестана. Благодаря ему горцы так долго оказывали сопротивление царским войскам. Среди участников Кавказской войны 1817-1864 годов Шамиль занимает особое место, став, фактически, символом сопротивления Российской империи. Именно он сумел сплотить горские народы и направить их внутреннее ощущение свободы на ожесточенную борьбу против притязаний России.
Многие полагают, что имамат основал именно Шамиль. Однако он оказался только третьим по счёту имамом после Кази-Муллы и Гамзат-бека. Его организаторские способности во многом объяснялись тем, что он получил блестящее воспитание – сюда входили лекции по риторике, логике, грамматике. Руководить сопротивлением Шамиль начал с 1834 года. Став учеником и духовным наследником Кази-Муллы, он смог сплотить вокруг себя не только дагестанских аварцев, но и другие народы Северного Кавказа. На целых 25 лет Шамиль стал руководителем сопротивления, которое было названо освободительной борьбой.
Известный историк и исследователь начала ХХ века, кубанский казак по происхождению, Фёдор Андреевич Щербина в написанной им «Истории Кубанского Казачьего Войска» о Кавказской войне и причинах поражения горцев написал так (следует помнить, что под черкесами он понимал западных адыгов): «Что представляли собой черкесы в военном отношении? Недисциплинированных, плохо вооружённых, но храбрых и отчаянных воинов. Черкесы любили военное дело, с увлечением производили набеги и высоко ценили храбрость и самоотвержение, но не имели ни определённого плана военных действий, ни правильной военной организации. Им чуждо было понятие об армии, как организованной силе народа или государства; у них не существовало ни постоянных военачальников, ни ранговых делений и должностей, ни военных частей по численному составу и по роду оружия. Правда, черкесы имели конницу и пехоту, но пехотинцами были бедняки, которым негде было взять лошадей. Идеалом черкеса служил конный воин, а идеальной формой борьбы – скрытный и стремительный набег. Военный строй черкесов был, следовательно, очень примитивен.
Примитивно было и вооружение у черкесов. У них не было ни пушек, ни артиллерии. Они не имели также ни собственного пороха, ни свинца, и во всяком случае сильно нуждались в том и другом. Мало было и мелкого огнестрельного оружия. Хорошие ружья и пистолеты встречались только у князей, дворян и джигитов. Масса воинов не имела ни того, ни другого. Многие вместо ружья употребляли лук. В архивных документах упоминается о ранах, причинённых стрелами, и о стрелах, находимых казаками после сражения. После одного из сражений Бурсак послал в подарок Ришелье «богатый лук со стрелами в колчане», отнятый у черкесов. Самое любимое у черкесов оружие – кинжал и шашка – было не у всех. Бедняки не имели его, и когда черкесы собирались в большие толпы, часть воинов вооружена была только топорами и короткими пиками. Наконец, у черкесов не было и укреплений или если и были местами, то в зачаточной лишь форме.
При таком военном строе и вооружении горцы не могли рассчитывать на успех в открытом бою и крупных предприятиях. Пока горцы действовали мелкими партиями, за ними чувствовалась сила; но раз дело ставилось в условия организованной войны, недостатки военной организации и отсутствие дисциплины обнаруживались ярко и неизменно. Большие толпы черкесов непригодны были для больших военных дел. За немногими исключениями, они не могли овладеть не только кордоном, но даже пикетом, при наличности у казаков пушки. При одной пушке горсть казаков держала в почтительном отдалении тысячную толпу, и часто два-три удачных выстрела картечью вызывали беспорядочное бегство многочисленных черкесских отрядов.
Но черкесы, однако, время от времени собирались в тысячные скопища для борьбы с казаками. Это был военный приём, унаследованный от прошлого, своего рода исторический пережиток. Перейдя огромной толпой через Кубань, черкесское скопище делилось потом на части и каждая часть действовала особо, дробясь в свою очередь ещё на более мелкие деления. При обратном движении мелкие части соединялись в более крупные, а крупные в одну толпу, которая могла дать отпор противникам при отступлении. Это был татарский приём набегов, но татары применяли его в слабо заселённых степях и мало защищённых укреплениями местностях. Между тем Черномория, хотя представляла степную местность, но она была опоясана рядом крупных и мелких укреплений, имела организованный дозор в виде казачьих разъездов и ряд селений, до известной степени приспособленных к отражению неприятелей. Результатом несоответствия между татарскими приёмами набегов у горцев и организованной защитой местности русскими были частые поражения черкесских скопищ.
Но черкесы не могли не воевать, потому что, по своим обычным воззрениям, они смотрели на военные грабежи и воровство, как на благородный промысел джигита, как на добычу, которою горцы пополняли недочёты в своём убогом хозяйстве и обстановке. Получался какой-то заколдованный круг. Горцы шли за добычей, подрывая экономическую жизнь казака, а казак мстил за это, разоряя горца. Столкновения начинались с мелких набегов и хищений горцев. За мелкими свалками следовали крупные дела. Стычки переходили в войну, собирались многочисленные скопища, посылались русскими грозные экспедиции в горы. И чем чаще и строже карали русские черкесов, тем ожесточённее черкесы производили набеги. Война то тлела чуть заметно, то разгоралась в крупное зарево. Пылали черкесские аулы, хлеб и сено, угонялся скот и приносились в жертву военному Молоху человеческие жизни. И, несмотря на это, черкес не складывал оружия, не переставал производить грабежи и набеги, не стремился заменить прелести войны довольством мирных отношений».
Итак, на западе Северного Кавказа русским противостояли, в основном, адыги (по своему дворянству называемые черкесами), воевавшие без единого вождя, с самостоятельными предводителями. А имамат был централизованной структурой и под верховенством Шамиля объединял практически весь Западный Дагестан и Чечню, то есть восток Северного Кавказа. К заслугам Шамиля можно отнести то, что он сумел собрать и направить на общее дело небольшие разрозненные селения и общины. Прежде совершавшие набеги на соседей и жившие в условиях междоусобицы, теперь они оказались объединены общей идеей газавата. Таким образом, он своими действиями сумел сплотить весь Северный Кавказ перед лицом общего врага и даже черкесы стали воспринимать его как своего верховного предводителя.
При этом во всех своих начинаниях и взглядах имам исходил из канонов шариата. Он стремился подчинить жизнь всего Северного Кавказа новому шариатскому укладу. Горцы начали называть период правления этого имама «временем шариата».
Шамиль практически перекроил карту Северного Кавказа, создав административные округа. Им была выстроена судебно-правовая и военизированная структура власти. Имея в подчинении до 30 тысяч воинов, он организовал в своей армии полки, включающие по 1000 человек в каждом. У самого имама была личная охрана, куда входили даже поляки.
В целом, если два первых имама лишь создали имамат, то Шамиль смог не только удержать его, но и создать полноценное государство со своими органами власти, бюджетом, армией (имеющей даже артиллерию). Казна пополнялась деньгами из двух основных источников:
- Доходы от налогов, получаемых с подданных (харадж и закят);
- Средства, поступающие в результате набегов.
* * *
Тема Кавказской войны стала в русском обществе одной из важнейших на несколько десятилетий. Литераторы описывали отдельные столкновения и давали оценки своему противнику, неизменно подчёркивая его храбрость. Однако храбрость была не единственным качеством, которое выделяли русские у горцев. Давались и другие характеристики, которые различались по разным народам Северного Кавказа. Так, например: «Чеченцы, как мужчины, так и женщины, наружностью чрезвычайно красивый народ. Они высоки ростом, очень стройны, физиономии их, в особенности глаза, выразительны; в движениях чеченцы проворны, ловки; по характеру они все очень впечатлительны, веселы и остроумны, за что их называют "французами Кавказа", но в то же время подозрительны, вспыльчивы, вероломны, коварны, мстительны. Когда они стремятся к своей цели, для них хороши все средства. Вместе с тем чеченцы неукротимы, необыкновенно выносливы, храбры в нападении, защите и преследовании. Это хищники, каких немного среди рыцарей Кавказа», – так писали о чеченцах русские исследователи.
Однако черкесов (западных адыгов) и особенно кабардинцев (конечно, черкесскую знать) они считали совершенной противоположностью чеченцам. Отдельно выделяли кабардинцев, которые "храбры, честны и вовсе не склонны к вероломству и коварству, как чеченцы; они красивы собою и очень внимательно относятся к своей внешности. Кабардинцы изящны в движениях, отличаются изысканной деликатностью и, как выше сказано, благородством характера. Кабардинец редко лжёт и никогда не обманывает даже своего врага". Кабардинцев называли "аристократами Кавказа".
Черкесы (адыги) оценивались почти так же. По словам русских исследователей, они представляли собой "один из наиблагороднейших народов Кавказа. Отличительные свойства их характера – храбрость, удальство, рыцарство по отношению к врагам, великодушие и гостеприимство... Черкесы жестоки и даже свирепы, хотя ни коварства, ни вероломства в них нет".
Тактика и поведение горцев в бою по русским оценкам: "шапсуг – рубака, абадзех – стрелок, а чеченец – за завалом крепок". "Кабардинцы, темиргоевцы, бесленеевцы и беглые кабардинцы (то есть те, которые бежали из Кабарды после крестьянского «восстания» 1808 года. – Примечание автора), живя на более равнинной местности и владея большим числом лошадей, образовывали отличную конницу... Шапсуги не любили жечь много пороха, а абадзехи, жившие в стране, покрытой лесами, и все прочие общества черкесского народа, разбросанные по горам и лесам, лучше сражались пешком, чем на коне", – писал Н. Дубровин.
Черкесская конница (те самые шапсуги) любила действовать холодным оружием и на пике своего развития (в самом начале Кавказской войны) не боялась нападать на русские войска в открытом поле, действуя рассыпным строем («казачьей лавой»), однако, как отмечали очевидцы, в момент атаки, предшествующей сшибке, черкесы сбивались плотнее. О шапсугской коннице генерал-майор И.Д. Попко говорил, ставя её даже выше по качеству, чем казачья: «Черноморское Войско, поселённое на правом крыле Кавказской линии, имело против себя в шапсугах и других черкесских племенах лучшую в мире лёгкую конницу... С первого раза казачья конница должна была уступить коннице черкесской и потом уже никогда не была в состоянии взять над ней преимущество и даже поравняться с нею. Те же конные черноморские казаки, которые били персиян и турок, находясь при армии во время войн, редко могли побить шапсугов у себя дома. Однако, если били, то уж били на славу и один раз надолго».
Тактика действий чеченцев отличалась от черкесской: «Хищнические набеги отдельных, незначительных партий чеченцев почти ничем не отличались от набегов, делаемых черкесами. Характер тех и других набегов был совершенно одинаков и, можно сказать, тождественен. Действия чеченцев, появлявшихся в наших пределах значительными партиями, заключались преимущественно в нападении на колонны, посылаемые в лес за дровами, или сопровождавшие транспорты, на жителей, занимавшихся полевыми работами, и на скот, выгоняемый на пастьбу, и только на передовых линиях. Действия же неприятеля против станиц, городов и укреплений были весьма редки», – писал Н. Дубровин.
Нападения делались всегда неожиданно и в тщательно выбранный момент. При этом «чеченцы отличались своею дерзостью и смелостью, но были весьма нестойки в случае решительного отпора, несмотря на то, что трусость у чеченцев наказывалась всеобщим презрением, а иногда влекла за собою более действительное наказание» (Шамиль даже ввёл особый знак, отмечавший труса).
Впрочем, известны и более длительные рейды чеченцев в пределы Империи. Так, конная партия из 22 чеченцев смогла проникнуть в ногайские степи на глубину 170 верст. Однако руководил ею беглый казак, выдававший себя за русского офицера, а чеченцев – за линейных казаков. Впрочем, при прорыве обратно через извещённую уже Линию партия понесла серьёзные потери.
Характер сражений с чеченцами можно представить по мемуарам генерала Ермолова: «Увидев идущие из крепости войска наши, конница тотчас же обратилась к своей пехоте, и сия двинулась навстречу нашей. Толпы её, боясь действия артиллерии, не смели весьма приближаться, но стрелки вышли во множестве, и начался весьма сильный огонь. В сей день чеченцы дрались необычайно смело, ибо, хотя и недолго, могли, однако же, они стоять на открытом поле под картечными выстрелами; но когда полковник Вельяминов приказал войскам идти поспешнее к деревне Ачага, куда бросилась неприятельская конница, как приметно, к переправе, ибо известен был в сём месте хороший брод, то чеченская пехота обратилась в бегство в величайшем беспорядке».
* * *
Шамиль сумел добиться победы в нескольких сражениях с русской армией, но были и сражения, где он потерпел поражение. Одним из главных сражений, вошедших в историю Кавказской войны, была битва при Ахульго.
Ахульго в переводе с аварского языка означает «Набатная гора». На горе располагались два аула – Старое и Новое Ахульго. Осада русскими войсками, во главе с генералом Граббе, продолжалась в течение долгих 80 дней (с 12 июня по 22 августа 1839 года). Целью данной военной операции была блокада и взятие ставки имама. Штурмовали аул 5 раз, после третьего штурма были предложены условия капитуляции, однако Шамиль не согласился на них. После пятого штурма аул пал, но люди не хотели сдаваться, сражались до последней капли крови.
Бой был страшный, женщины принимали в нём активное участие с оружием в руках, дети бросались камнями в штурмующих, у них не было мысли о пощаде, они предпочли смерть плену. Огромные потери были понесены двумя сторонами. Из аула удалось вырваться всего нескольким десяткам сподвижников во главе с имамом.
Шамиль был ранен, в этом бою он потерял одну из жён и их грудного сына, а старший сын был взят в заложники. Ахульго был полностью разрушен и по сегодняшний день аул не отстроен заново. После этого сражения горцы ненадолго стали сомневаться в победе имама Шамиля, так как аул считали непоколебимой крепостью, но, несмотря на его падение, сопротивление продолжалось ещё около 20 лет.
* * *
Во время правления Шамиля Россия практически полностью утратила контроль над Дагестанской и Чеченской областями Кавказа. Ей приходилось делить свои силы между войной с горцами и Крымской военной кампанией. Именно Крыму в этот период Россия уделяла основное внимание, поэтому на Кавказе военные действия велись достаточно вяло. Со стороны могло показаться, что такая ситуация устраивает все стороны, а сам ход Кавказской войны несколько застопорился.
Со второй половины 1850-х годов Петербург усилил действия в стремлении сломить сопротивление горцев, генералы Барятинский и Муравьев сумели взять Шамиля с его армией в кольцо. Наконец, в сентябре 1859 года имам сдался в плен. В Петербурге он встретился с императором Александром II, а затем был поселён в Калуге.
После того, как имам Шамиль попал в плен, ситуация на Кавказе начала меняться в пользу Империи. Без верховного имама весь имамат начал постепенно приходить в упадок, а сами горцы оказались деморализованы. Перелом произошёл в 1859 году. Русской армией на тот момент руководил великий князь Михаил Николаевич. Царские войска успешно подавляли небольшие вспышки сопротивления, которые наблюдались в Закавказье. Официально Кавказская война была завершена в 1864 году, когда 21 мая в русском лагере отслужили благодарственный молебен. Война завершилась покорением Кавказа. Однако довольно большая часть непокорившихся горцев просто ушла из родных мест.
В 1866 году Шамиль, будучи уже пожилым человеком, находясь в Калуге, принял русское подданство и получил потомственное дворянство.
А.М. Эльмесов пишет: «Русско-Кавказская война ещё ждёт своего объективного научного исследования, но уже сегодня есть все основания утверждать, что самый тяжёлый удар этой войны пришёлся на адыгский народ (адыгейцев, черкесов, кабардинцев, абхазов, и особенно убыхов, трагическая судьба которых является до сих пор не раскрытой). Нет на евроазиатском континенте народа, подвергшегося такому геноциду, как народ адыгэ, особенно та часть, что жила на Западном Кавказе».
Раввин и политолог Авраам Шмулевич дал такую бескомпромиссную, но справедливую оценку произошедшему: «Причины черкесской трагедии 1864 года, геноцида и изгнания черкесов, просты и понятны. Российская империя хотела включить Черкесию в свой состав, захватить черкесские земли и на части их поселить казаков. Черкесы сопротивлялись до последнего.
Причины поражения, главные ошибки: черкесы не смогли объединиться, создать единую военно-политическую структуру. И они не поддержали Коалицию в Крымскую войну (англичане хотели включить признание независимости Черкесии в условия мирного договора по итогам Крымской войны). А если глобально, то Россия встала на путь европеизации, адыги оставались на уровне родового феодализма».
* * *
Ужасной была участь народа, который, будучи разобщённым, проявил великую волю к победе, несгибаемое мужество и самоотверженность в сражениях с противником, чьи силы намного превышали его собственные – западных адыгов. Неслучайно о них с таким уважением пишут как русские авторы, так и европейцы, многие из которых сражались с ними бок о бок (Лапинский, Фонвиль, Лонгворт и другие). Понеся неисчислимые потери в боях с русскими частями и казаками, западные адыги были поставлены перед страшным выбором – выселиться из своих поразительных по красоте причерноморских гор и долин на болотистые равнины, с их нездоровым климатом или уехать на Ближний Восток, покинув родину, ради защиты которой ими было принесено столько жертв. Их скорбный путь в неизвестность и мученическая жизнь на чужбине – одна из самых трагических страниц мировой истории.
В подавляющем большинстве изгнанниками были черкесы (западные адыги): более 200.000 человек (по разным оценкам) в конце 60-х годов XIX века эмигрировали в Турцию. При этом российские власти всячески способствовали этой эмиграции (мухаджирству), будучи заинтересованными в том, чтобы "немирные" горцы покинули пределы "покорённого" Кавказа – такой "мир" был выгоднее продолжения войны и неизбежного уничтожения несмирившихся. Этого не хотели ни русские власти, ни немирные племена. В числе ушедших были и почти все шапсуги, о которых с таким восторгом говорил генерал И. Попко.
По мнению Я. Абрамова, автора книги «Кавказские горцы» (1884 г.) имперские власти, поощряя исход черкесов, преследовали две цели: «с одной стороны ослабить численный состав горского населения, всячески содействуя переселению горцев в Турцию и даже прямо вызывая его, а с другой – выселить всех остающихся горцев из гор на плоскость, а места, прежде занятые горским населением, заселить казачьими станицами».
При этом, однако, смею заметить, сами казаки вовсе не желали бросать свою малую родину, своё хозяйство и переселяться со своих привычных, обжитых мест в новые, неизвестные им края. И очень часто такие переселения Империя производила волевым путём, силой принуждая казачьи семьи бросать прежнее жилище и переправляться на Кавказ. Порой даже под конвоем, о чём есть свидетельства, которые я приводил в своей «Этнокультурной истории казаков», часть III, книга 4 «Славянская надстройка». И об этом не следовало бы забывать нынешним адыгским потомкам, выдвигающим вполне оправданные претензии по совершённым к их предкам несправедливостям, но путающим адрес выдвижения претензии. Но продолжим.
Я. Абрамов: «Горцы, уходя с своих мест поселения, покидали свои жилища, оставляли скот и запасы хлеба, а иногда и неубранные нивы. Всё это досталось поселившимся на месте горцев казакам». Сами же горцы, без всякого имущества, месяцами дожидались на побережье, когда турецкие корабли перевезут их в Малую Азию. «Всё это время они оставались на берегу моря, под открытым небом, без всяких средств к жизни. Страдания, которые приходилось выносить в то время горцам, нет возможности описать. Они буквально тысячами умирали с голоду. Зимою к этому присоединялся холод. Весь северо-восточный берег Чёрного моря был усыпан трупами и умирающими, между которыми лежала остальная масса живых».
Но не меньший ужас ожидал их и на другом берегу. «Черкесы, высаживаясь на турецкий берег, не встречали ни материальной помощи, ни указаний куда идти и где поселиться. Большей частью они становились лагерем на том самом месте, где высаживались, и здесь бедствовали по несколько лет».
Русский консул в Трепизонде сообщал (в 1864 году) генералу Карцеву: «В Батум прибыло около 6.000 черкесов, – смертность 7 человек в день; в Трепизонде высадилось 247.000, из них умерло 19.000 душ; ко времени написания письма оставалось в Трепизонде – 63.290 черкесов, и из них умирало 180-250 человек в сутки; в Самсуне и окрестностях было 110.000 душ, ежедневная смертность достигала 200 человек; из 4.650 человек, отправленных из Трепизонда в Константинополь и Варну, умирало в день 40-60 человек, всего с начала переселения до мая 1864 года из прибывших в Трепизонд переселенцев умерло более 30.000 человек».
Среди этих несчастных были, конечно, и выходцы из других народов Центрального и Северо-Западного Кавказа (абхазцы, кабардинцы, карачаево-балкарцы), но большую часть составляли убыхи, абазины и адыгейцы, уходившие на чужбину целыми племенами. Кабардинцы среди выселившихся адыгов, судя по всему, составляли небольшую часть. «Шли, – говорит Я. Абрамов, – почти исключительно богачи и члены туземной аристократии с своими присными. В таком виде переселение не имело особенного значения ни для Кавказа, ни для Турции».
Александр Дзиковицкий, сопредседатель Координационного Совета Союза Народов России (КС СНР), лидер Всеказачьего Общественного Центра (ВОЦ).
(Данная статья является выражением личного мнения автора и не является общей позицией КС СНР или ВОЦ)
На фото: Фотопортрет национального героя народов Северного Кавказа имама Шамиля работы Г. Деньера, 1859 год.
